Сергей Артюхин - 80 лет форы [СИ -- версия от 26.03.2010]
В установившейся тишине лишь только светловолосая не растерялась.
- Товарищ майор, обсуждаем состояние своей подруги, старшего военфельдшера Лазиной. Часть из нас уверена, что надо ей сейчас побыть одной, часть - что наоборот, надо окружить максимальным вниманием.
- Чего с ней случилось? - у Антонова были смутные подозрения, но он решил все же проверить.
- Похоронка на ее брата пришла. А он у нее последний из семьи остался... то есть оставался. Вся остальная семья в Минске погибла. Так что теперь она одна из всей родни осталась.
- Ну и от чего спор? Сильно отреагировала?
- Да в том-то и дело, что нет. Спокойно так. Но как-то неправильно.
- Ладно. И где она сейчас? - Владимиру вдруг захотелось увидеть тихо страдающую девушку.
- В третьей казарме, товарищ майор.
- Хорошо. Я с ней поговорю. Как ее зовут-то?
- Настя... в смысле Анастасия, - голос светловолосой дрогнул, несмотря на внешнее спокойствие, она нервничала.
- Молодцы, что беспокоитесь о коллеге, - Антонов улыбнулся и добавил, - нечего на холоде стоять, идите вон, чаю в столовой попейте.
- Есть, товарищ майор!
Пройдя до казармы, Владимир остановился. Что он ей скажет? Что вообще можно сказать человеку, только что потерявшего последнего близкого? Постучав, Антонов зашел внутрь.
И почти сразу увидел ее. Красивая невысокая черноволосая девушка с зелеными глазами неподвижно сидела на стуле и смотрела в окно. На появление офицера она не обратила никакого внимания.
Ничего не говоря, Владимир подошел, прихватив по дороге еще один стул. Поставил рядом и сел. Некоторое время просто молчал.
- Ее звали Галя. Нас познакомила жена моего друга. То есть тогда она еще не была его женой, просто они тогда встречались, и у меня с ней были дружеские отношения. Вот она и познакомила меня с Галей. И представляешь, после первой встречи мы не могли встретиться почти три месяца. Так, переписывались иногда. Галя была учителем. Так всегда переживала за своих неучей, - впервые начав об этом говорить, Владимир уже не мог остановиться.
- Я помню, как жутко удивился, когда она, так сильно переживая, впервые рассказывала мне о том, как мало эти дети еще знают. И мне так нравилось смотреть на нее в такие моменты. Ей хотелось сделать мир лучше. Хотя бы на чуть-чуть, - Владимир грустно улыбнулся. - Ей казалось, что все просто отлично, что вот она, белая полоса. Что с каждым годом будет только лучше и лучше. И когда я смотрел на нее, я тоже в это верил.
Она могла радоваться каким-то совершенно обычным вещам. Могла час смотреть на спящего котенка. Или на голубей. А как она стеснялась, когда я позвал ее в ресторан. А потом, какое-то время спустя, я друг понял, что не могу жить без нее. И сделал ей предложение. Пятнадцатого июня. И когда она сказала "да", я был счастливее всех на свете. Мне казалось, что я могу сделать все что угодно - свернуть горы, достать Луну с неба. А потом... потом я ее потерял. Двадцать первого июня. Для меня эта война началась несколько раньше, чем для большинства, - в глазах майора стояли слезы.
Сначала я не верил. Я думал, что все это ошибка, что вот сейчас все прояснится, что все будет как раньше. И только потом я вдруг понял, что потерял еще и мать, и брата. И что родных у меня в этом мире больше нет. И что все это не ошибка, - Антонов замолк.
- Товарищ майор, а когда станет легче? - тихий голос девушки прозвучал почти не слышно.
- Время лечит любые раны, Настя, поверь мне. Боль никуда не уйдет, но с ней свыкнешься и научишься не замечать. Это я понял еще несколько лет назад, когда потерял друга на войне. Только не держи все это в себе.
Они говорили еще долго. Настя вспоминала, как ходила на речку с братом, как он подрался с ее ухажером, чего-то не поделив. Владимир тоже вспоминал разные истории из своей жизни.
Высокая светловолосая женщина грустно улыбнулась, глядя на них через окно. После чего отогнала любопытных подруг.
- Ого, Настюха похоже себе цельного майора отхватила, да еще и Героя! - маленькая рыжая девушка завистливо вздохнула.
- Ты, Алла, не забывайся. Она только что последнюю кровиночку потеряла. И судя по всему, он тоже. Так что им есть о чем поговорить. А ну-ка марш отсюда. Вон, в столовую пошли, там сводки с фронта передавать скоро будут.
Уходя, она оглянулась. Высокий майор что-то рассказывал Насте, демонстрируя рассказ в лицах. Та улыбалась.
10 марта 1942 года.
Москва, Кремль.
Сталин расхаживал по кабинету, поглядывая время от времени на Шапошникова, делающего доклад о планируемом ударе по Румынии.
- Таким образом, мы лишим нацистов нефти. Что серьезно скажется на их боеспособности. Отведенных на эту операцию сил однозначно должно хватить.
- А как у нас дэла с новым вооружением? - Сталин приостановился и посмотрел на Берию.
- Модернизации подвергли довольно много Т-34. Кроме того, в большом количестве в войска поступают самоходки СУ-76. Также для данной операции выделили дополнительно из резерва Ставки два специальных артполка, в составе двадцати пяти артиллерийских самоходных установок СУ-152 каждый. В войска в необходимых количествах поступают рации. Конечно, всю нехватку мы пока еще не перекрыли, но то, что у нас есть, уже совсем неплохо. Ну и так далее, товарищ Сталин, подробно ситуация расписана в отчете, - Берия показал на толстую папку, лежащую перед ним.
- То есть в целом ситуация хорошая? Войска смогут выполнить свои задачи?
- Должны, товарищ Сталин, - Шапошников выглядел уверенно.
- Обязаны, Борис Михайлович. Обязаны. Давайте все же поподробней...
11 марта 1942 года.
Румыния.
- А за той стеной стоит апрель. А он придет и принесет за собой весну, и рассеет серых туч войска, - голос поющего солдата был слышен довольно далеко. Капитан Васильев невольно заслушался - пел парнишка очень даже неплохо. Почти как оригинал, Владимир Антонов. Солдаты, да и офицеры его песни любили. По ним сразу было видно, что свою Звезду Антонов получил не в тылу. И хотя к "Апрелю", который пел сейчас солдат, Васильев относился неплохо, особенно зимой, но "Давай за" нравилась ему гораздо больше.
Солдатик, словно услышав мысли капитана, затянул именно ее. Улыбнувшись, Леонид направился к штабу. Проходя мимо группы с поющим солдатом, он показал тому большой палец.
- Гляди, Прохор, вон даже капитану понравилось, как ты поешь. А ты ломался.
- Да это не я пою хорошо, это песня хорошая.
- Не-не-не, Прохор. Не отговаривайся. Будешь от нашей роты с Сидорчуком соревноваться, правильно я говорю, пацаны? - говоривший любитель музыки, худой высокий парень оглянулся, выискивая поддержку.
- Да!
- Вот-вот.
- Конечно!
- Да ладно тебе, Прохор. Че ты, как я не знаю?
Раздающиеся со всех сторон поддерживающие возгласы сломали плотину неуверенности солдата. Покраснев, тот согласился:
- Ну, хорошо-хорошо, ребята. Только я не гарантирую, что мы победим.
- Куда ты денешься! - любитель музыки радостно махнул рукой. - Давай лучше "Солдата" сыграй.
Вновь зазвучавшую музыку солдаты встретили радостными возгласами.
Тем временем в штабе проходило совещание офицеров полка.
- Значит так, товарищи офицеры. Нам предстоит двигаться во втором эшелоне атаки, вместе с самоходками. Действуем аккуратно, на рожон не лезем. Если наметилось сильное сопротивление - вызываем авиаторов. Наша задача - сковать здесь фрицев, чтобы они не могли даже подумать об отводе отсюда частей, - полковник говорил уверенно, показывая на карте задачи рот и батальонов.
- Тебе, Васильев, самая радость, как всегда. Когда проломим фронт, ты возьмешь своих орлов и закрепишься вот здесь, - полковник Гнатюк внимательно посмотрел на капитана. - Здесь самое опасное место будет. Наверняка попробуют контрудар нанести. Справишься?
- Сделаю все, что смогу, товарищ полковник, - Васильев выглядел спокойно и уверенно, но под этой маской бушевал ураган.
"Опять моих парней ставят на самые опасные участки! Сколько уже можно!", - видимо что-то все же отразилось на лице Васильева, потому что Гнатюк поспешно добавил:
- Мы тебе батарею противотанкистов выделим, и еще пару пулеметных расчетов.
- Спасибо, товарищ полковник. Тогда уж наверняка справимся.
- Вот-вот. Давайте дальше. Ляпичкин, ты будешь вот здесь...
12 марта 1942 года.
Шум винтов самолета навевал на Антонова дрему. Засыпающий офицер улыбался. Вчера он договорился с Настей, что будет ей писать. И что будет писать она. Он вдруг вспомнил, как почувствовал шевеление той самой струнки в душе, что однажды уже двигалась у него. Той самой струнки, что зашевелилась, когда он общался с Галей. Хотя черт его знает, может это он все себе придумывает. В любом случае это будет первое письмо в его жизни, написанное от руки. В век мобильных телефонов и Интернета нужды писать письма не было.
